Поиск
Авторизация
Логин:
Пароль:
Забыли свой пароль?

ВЛАДИМИР МАРТЫНОВ - ТАНЦЫ НА БЕРЕГУ



 1 CD
 Цена: 270 руб. 
положить в корзину

Демонстрационная запись

загрузить в формате mp3

CDLA 04068
Именно этот мадригал я выбрал в качестве отправной точки для нашего воображаемого совместного музицирования, для нашего воображаемого диалога. Вряд ли это можно назвать произведением в полном смысле этого слова. Скорее это попытка услышать шум набегающих волн времени, попытка удержать в памяти ускользающий образ… В.Мартынов

ГОД ИЗДАНИЯ

2004

МУЗЫКАНТ(Ы)

Владимир Мартынов - фортепиано ВЛАДИМИР МАРТЫНОВ

ДИЗАЙНЕР(Ы)

ЧАЙКА

КОГДА ЗАПИСАНО

Записано на фестивале Владимира Мартынова в Культурном центре ДОМ 7 февраля 2004 года

ПРОДЮСЕР(Ы)

Николай Дмитриев, Исполнительный продюсер: Людмила ДМИТРИЕВА

ОСОБАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ

Кису Хаммонду



«Танцы на берегу»

В. Мартынов. Ю.Чернушевич

«…Тогда, можно поручиться, человек исчезнет как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке» - под знаком этих слов, написанных Мишелем Фуко в 1966 году, для меня прошла вся вторая половина XX века. На моих глазах мир с каждым годом все явственнее и явственнее утрачивал привычные человеческие черты. Но это всеобщее и глобальное исчезновение человека навсегда обозначилось для меня через одно событие. В 1966 году в возрасте 19 лет умер мой друг Юрий Чернушевич. Мы вместе учились в училище, вместе поступали в консерваторию, вместе постигали секреты композиции под руководством Николая Николаевича Сидельникова и мечтали о новых формах музицирования. Одаренность Чернушевича носила какой-то особый характер, и мне кажется, что картина современной музыкальной жизни была бы иной – будь он жив. Буквально за месяц до смерти он закончил лучшее свое произведение – «Мадригалы на стихи Амара Хаяма». Текст заключительного мадригала сразу же показался каким-то странно-пророческим:

Этот мир зеленый, алый, голубой
Будет скоро отнят у тебя судьбой.
Так ступай и сердце ты вручи тому,
Кто всегда с тобой, кто везде с тобой.

Именно этот мадригал я выбрал в качестве отправной точки для нашего воображаемого совместного музицирования, для нашего воображаемого диалога. Вряд ли это можно назвать произведением в полном смысле этого слова. Скорее это попытка услышать шум набегающих волн времени, попытка удержать в памяти ускользающий образ…

В.Мартынов





Танцы на берегу: прямая и обратная перспектива акустических пространств Владимира Мартынова

«Крылом озябшим плещет вера,
одна над миром всех людей»
Александр Введенский


  Искусство Владимира Мартынова существует в постоянных интерпретациях, встречаясь с посланием, «текстом» из вчерашнего дня и направляя его в будущее, в новый контекст и в новое путешествие. Его внутренняя инаковость, его личная мифология органично и свободно сочетается с внешним реагированием на самые радикальные стратегии современной культуры. Музыкальные «тексты» композитора балансируют на грани сохранения-исчезновения, резкости и полустертости, долговечной и одновременно смертной жизнеткани музыкального образа и композиторского авторства.
  Технологии творческой, «реликтовой и футуристической» памяти Владимира Мартынова естественно погружаются в образы прилива и отлива акустических пространств, соединяя актуальность с арт-центричностью и архетипами высокой традиции.  Они уходят в сегодняшний «шум времени», как говорил Осип Мандельштам, вслушиваясь в постоянное возвращение забытого и оставшегося на обочине, в эхо и отголоски обратной перспективы культуры. Ее геометрия удаляется в классическую Элладу, в солнечную слоистость античности, мерную и пропорциональную золотому сечению, пронизанную гностической тайной пифагорейства. Она скрывается в завесах барокко, в его сложных рельефах, обнаруживая свои смыслы в одиноких поисках Эвридики, в «опрокинутом» взгляде Орфея или в  сладчайших звуках Сирен. В этих средиземноморских странствиях идеальное соседствует с возвышенным гиперборейством, временами нарушая линейную ясность Евклида и отчетливость античности, постоянно пересекаясь с трагическим вопросом «быть или не быть?» новейших «осевых» культур.
  «Ожидание-забвение» музыкального контекста, транскультурные парадоксы «утраченного времени», живущего в складках и нишах, сокрытого и формирующего в сокрытости настоящее, составляет феномен одной из последних композиций Владимира Мартынова «Танцы на берегу». Произведение, написанное для фортепьяно и исполненное самим автором, движется в многослойных образах, в неустойчивых равновесиях Телониуса Монка, в эллиптических нетождественных возвращениях-путешествиях композитора к истокам своего становления. Оно растворяется в утратах и наполняется обретениями, обращаясь к первообразам и диалогам со своим рано ушедшим другом юности Юрием Чернушевичем. В нем открываются живые цитаты его музыкальных высказываний, они мерцают своими прозрачными формами, легкими как потоки света, рифмуясь с авто-цитацией, разворачиваясь бесконечными вариациями.
  Ритм композиции напоминает гекзаметры Гомера, приливы и отливы океана, где берег являет собой пограничную ситуацию трагического утверждения жизни, ее экзистенции и обнаружения бессмертия в струящихся универсалиях, в слоистой прозрачности воды. В метафоре берега открывается прибежище парадокса, где жизнь временно изгоняется из своей длительности настоящего, а смерть, напротив, приговаривается к изгнанию в свое постоянное собственное присутствие. Берег, как в финальных сценах «Смерти в Венеции» Л. Висконти, превращается в горизонт умирания, его мерцающий смысл, в сокровенное пространство, где танец как предельная возможность человека становится реальным благодаря «оптике» и сущности самой музыки, ее ритмическим переступаниям между «да» и «нет». Музыка в понимании композитора оборачивается библейской парадигмой «прежде чем родиться – необходимо умереть». В ее образах мы учимся смерти, приводим смерть в жизнь – ибо музыка наделяет жизнь смертью и омрачает смерть жизнью. Музыка в стратегиях Владимира Мартынова погружает смерть в тотальную реальность бытия, оправдывая таким образом бесконечность извечного диалога бытия со смертью -  как «танца на берегу», на самой границе материи и ее дематериализации.
  Наплывы, просвечивания, метки, следы на песке контуров танца, его пиктограммы археологизируют музыкальное письмо Владимира Мартынова. В его океанических покачиваниях, в ритмических протяженностях и разрывах, паузах и тотальном звучании ткется ткань реконструкций и свидетельств, напоминающих найденный древний манускрипт. Поверхность этого звучащего текста-пространства становится подобна не только рукотворному образу рукописи, ожившей «партитуре» пергамента, но и поверхности берега, песчаному ландшафту, периодически скрывающемуся под водой как знаменитый рисунок на песке Марселя Дюшана. Звук фортепьяно Владимира Мартынова оплотняется естественными многослойностями, скрытыми слоями знаков, песка и воды, наносами, отпечатками ударов, следами танцоров, их тактильно-акустическими контактами с землей. И все это пульсирующее пространство, как вдох и выдох омывается крестильными водами-звуками, набегающей и уходящей волной, стихией инициации, гераклитовской интуицией, возвращаясь, струясь и замирая, образуя феноменальные зоны, постоянно приближаясь и уходя от нас. Его драматургия строится как вопрос и ответ, как постоянное вопрошание, ускользающее в животворную ткань музыки, уже метамузыки, где встречаются «и Моцарт на воде, и Шуберт в птичьем гаме», где в зеркале новейшей культуры отражаются тени Сергея Рахманинова и Клода Дебюсси, сближая время и его героев.
  Все начертания этих медитативных «танцев на берегу» наделены суггестивной энергией и обретают феноменальную силу внушения в своих бесконечных вариациях. Повторяясь, они становятся заклинательны как вещая речь поэта, учреждая скрещение мира  земного и мира символов, вечного становления и ухода. Берег в этих музыкальных «измерениях» рассматривается как пограничная реальность, «нуль форм» Казимира Малевича, нулевой меридиан, разделяющий и осознающий зыбкость и твердь, классическую устойчивость и нелинейную иррациональность. В его контурах проступает, может быть, основная тема творчества Владимира Мартынова – тема гибели и возрождения культуры, тема ухода, исчезновения, растворения и возвращения личности в нашем руинированном постисторическом пространстве.
  В аккордных утверждениях непреложности «танцев» просвечивают настойчивые обращения героев «В ожидании Годо» С. Беккета и оживает надежда композитора на рекреацию магических функций искусства, все еще наполненных алхимией энергосодержащих звуков. В живом звучании музыкальных свидетельств, удивительного по своей органике единства образа и звука, текста и движения открывается метафизическая неуничтожимость художественного жеста композитора. Его форма способна терять свою внешнюю информационную твердость – как следы на песке, меняя свой код, вектор и координаты. Но ее новое состояние способно хранить и сберегать в себе еще невыговоренные, только возможные потенциальные смыслы, заявленные в прошлом, останавливая свой танец и превращая его в артефакт. Оно начинается в тот момент, когда заканчивается последняя музыкальная фраза, завершается ее журчащая ворожба, когда исчезает суфийские «мир зеленый, синий и голубой» и ускользает лицо автора, начертанное на прибрежном песке.
  И наступает безмолвие, наполненное памятью отзвуков и резонансов, отсылая далеко за пределы «Танцев на берегу».

Виталий Пацюков